К 80-летию прорыва блокады Ленинграда
Мы предчувствовали полыханье
этого трагического дня.
Он пришел. Вот жизнь моя, дыханье.
Родина! Возьми их у меня!
Я и в этот день не позабыла
горьких лет гонения и зла,
но в слепящей вспышке поняла:
это не со мной — с Тобою было,
это Ты мужалась и ждала...
...Я люблю Тебя любовью новой,
горькой, всепрощающей, живой,
Родина моя в венце терновом,
с темной радугой над головой.
Он настал, наш час, и что он значит —
только нам с Тобою знать дано.
Я люблю Тебя — я не могу иначе,
я и Ты — по-прежнему — одно.
Июнь 1941
Праздники закончились, и наши первокурсники вновь вышли на учебу. Начался новый семестр, и зима напомнила вдруг не только о новогодних днях, но и о событиях, далеких от радостных: в эти январские дни наша страна вспоминает блокаду Ленинграда - страшную страницу летописи Великой Отечественной войны. Именно дням блокады были посвящен очередной цикл «Разговоров о важном».
Окруженный со всех сторон город пытался выжить – просто выжить, физически, почти без еды, почти без электричества, порой без тепла в самый лютый мороз, под постоянными обстрелами мирных жителей. И это на протяжении почти 900 дней! Лишь 18 января 1943 года блокадное кольцо было прорвано, так что в этом году исполняется 80 лет с даты прорыва блокады. Но окончательно блокада будет снята еще только через год - 27 января 1944-го. А что мы знаем о блокаде Ленинграда?
Знаем, что ленинградцы получали ежедневную норму хлеба – 125 граммов – в конце 1941 года столько хлеба выдавали людям по карточкам. Тем, кто работал на заводах, побольше, а служащим, детям, старикам – именно те самые 125 граммов в день. Знаем про ленинградскую “Дорогу жизни» - единственный путь сообщения с осаждённым Ленинградом - Ладожское озеро, но оно находилось в пределах досягаемости немецкой авиации и артиллерии, и путь по нему был смертельно опасен. Знаем, что горожане насмерть замерзали холодными зимами, так как у них не было возможности раздобыть дрова для отопления и что самой холодной зимой была первая, когда температура опускалась до -32,1 °C. Знаем, что ленинградские заводы продолжали работу и во время блокады, как, например, Кировский завод, находящийся всего в четырех километрах от линии фронта, но не прервавший работу ни на день. Знаем, что, несмотря на постоянные обстрелы и угрозу голодной смерти, ленинградцы всеми силами старались поддерживать в городе нормальную жизнь: городе работал театр, а о знаменитом исполнения Седьмой симфонии Д. Шостаковича недаром ходят легенды. А еще помним о Тане Савичевой, Диме Бучкине и других юных ленинградцах, оставивших для нас короткие и страшные записи в своих дневниках…
Что помогло людям выжить в блокадном городе? Забота о близких? Работа? Занятия творчеством? Взаимоподдержка? Ожидание справедливого возмездия мучителям? Вера в победу? Жить ради правды, жить ради жизни… В чем была сила Ленинграда? Проходит год за годом, и мы всё глубже осознаем этот триумф человеческого духа. Ничто не в силах преуменьшить победу этих людей; они боролись, несмотря на голод, холод, болезни, бомбы, снаряды, отсутствие отопления, транспорта, в городе, где, казалось, царила смерть. История этих дней - эпопея, которая будет волновать сердца, пока на земле существует человечество, пока мы будем ощущать в себе незримую связь с тем поколением, которое боролось духом и верой.
…Я никогда героем не была,
не жаждала ни славы, ни награды.
Дыша одним дыханьем с Ленинградом,
я не геройствовала, а жила.
И не хвалюсь я тем, что в дни блокады
не изменяла радости земной,
что как роса сияла эта радость,
угрюмо озаренная войной.
И если чем-нибудь могу гордиться,
то, как и все друзья мои вокруг,
горжусь, что до сих пор могу трудиться,
не складывая ослабевших рук.
Горжусь, что в эти дни, как никогда,
мы знали вдохновение труда.
В грязи, во мраке, в голоде, в печали,
где смерть как тень тащилась по пятам,
такими мы счастливыми бывали,
такой свободой бурною дышали,
что внуки позавидовали б нам.
О да, мы счастье страшное открыли —
достойно не воспетое пока,—
когда последней коркою делились,
последнею щепоткой табака;
когда вели полночные беседы
у бедного и дымного огня,
как будем жить,
когда придет победа,
всю нашу жизнь по-новому ценя.
И ты, мой друг, ты даже в годы мира,
как полдень жизни, будешь вспоминать
дом на проспекте Красных Командиров,
где тлел огонь и дуло от окна.
Ты выпрямишься, вновь, как нынче, молод.
Ликуя, плача, сердце позовет
и эту тьму, и голос мой, и холод,
и баррикаду около ворот.
Да здравствует, да царствует всегда
простая человеческая радость,
основа обороны и труда,
бессмертие и сила Ленинграда!
Да здравствует суровый и спокойный,
глядевший смерти в самое лицо,
удушливое вынесший кольцо
как Человек,
как Труженик,
как Воин!
Сестра моя, товарищ, друг и брат,
ведь это мы, крещенные блокадой!
Нас вместе называют — Ленинград,
и шар земной гордится Ленинградом.
Двойною жизнью мы сейчас живем:
в кольце и стуже, в голоде, в печали,
мы дышим завтрашним,
счастливым, щедрым днем,—
мы сами этот день завоевали.
И ночь ли будет, утро или вечер,
но в этот день мы встанем и пойдем
воительнице-армии навстречу
в освобожденном городе своем.
Мы выйдем без цветов,
в помятых касках,
в тяжелых ватниках, в промерзших
полумасках,
как равные, приветствуя войска.
И, крылья мечевидные расправив,
над нами встанет бронзовая Слава,
держа венок в обугленных руках.
Ольга Бергольц, январь — февраль 1942
Версия для печати

